Искушённый ехал на лошади, которой было явно нелегко везти прибавившего в размерах мурскула. Северяне ехали молча, а Самарказ вполголоса пересказывал Ашаху то, что узнал от Хазрафа. Он не винил товарища за разумную трусость, да и тот ещё мог пригодиться, так что отталкивать охотника было ни к чему.
Когда стемнело, отряд остановился на ночлег. Самарказ и один северянин по имени Гарам остались часовыми.
Наверху виднелся лишь клочок чёрного неба, густо усыпанного звёздами. Люди помолились и улеглись вокруг огня, а Самарказ с северянином сели подле и закурили — охотник длинный чубук с опьяняющим инчмаром, а Гарам — короткую трубку с обычным табаком.
— Кто вы такие? — спросил Самарказ северянина, когда все заснули. — Почему служите Мард-Рибу?
— Мы обратились в вашу веру, — ответил тот, подбросив веток в огонь. — Но вынуждены делать вид, что служим другому богу, из пантеона нашей страны. Иначе нас убьют. Мард-Риб поручил нам доставить тебя и Искушённого в Кар-Мардун в целости и сохранности.
— Ты знаешь, зачем мурскул понадобился сыну Яфры?
Гарам отрицательно покачал головой.
— Мы просто выполняем приказ.
— Как случилось, что вы уверовали в Мард-Риба? — спросил Самарказ, помолчав.
— Бог, которому мы служили, жесток. А совершенный дух не должен быть таким. Так нам казалось, и мы стали искать другого. Несущий свет оказался самым милосердным. Он борется со злом и обещает праведникам вечное блаженство, поэтому мы пожелали служить ему.
— Почему же вы не покинули страну, где поклоняются жестокому богу?
— Мы не только не покинули страну, но мы служим ему в храмах.
— По-моему, это лицемерно.
— Мард-Риб сказал, что мы должны принять эту жертву, потому что нужны ему в сердце зла.
— Что значит «сказал»? — нахмурился Самарказ.
— Он говорил с нашим жрецом. Я не могу назвать его имени, сам понимаешь…
— Иначе его убьют? — понимающе кивнул Самарказ.
— Да. И не только его. Сейчас трудное время. Грядёт владычество тьмы, и Мард-Риб собирает верные ему души на бой. Будет битва, по сравнению с которой Великая война покажется жалкой заварушкой.
Северянин говорил уверенно, и от его слов по спине охотника побежали мурашки.
— Что означают символы на ваших одеждах? — спросил Самарказ, кивнув на красные восьмёрки с разорванными кругами.
— Это символ вечности. Знак Даргмута, того жестокого бога, которому мы прежде служили. Он…
Самарказ торопливо положил руку на плечо Гарама и прижал палец к губам. Северянин замолчал, взглядом спрашивая, что случилось. В ответ охотник указал на заросли с другой стороны поляны. Воин вытащил из ножен меч, Самарказ обнажил саблю.
— Надо разбудить остальных, — еле слышно сказал Гарам.
Самарказ отрицательно покачал головой.
— Он один, — ответил он одними губами.
— И что?
— Едва ли собирается напасть. Не хотелось бы спугнуть, подняв тревогу.
В этот миг кусты раздвинулись, и на поляну вышел мурскул — в этом не могло быть никаких сомнений: на груди у него в свете костра чётко виднелся золотистый знак Усмирённого.
— Моё имя Амехаб-Барай-Варс, — проговорил он низким скрипучим голосом. — Я пришёл.
Гарам сделал Самарказу успокаивающий знак, хотя тот и так не был испуган — только собран.
— Всё в порядке, — сказал северянин. — Мард-Риб предупреждал, что так будет. Я разбужу Азарада, — с этими словами он поднялся и дотронулся до плеча начальника.
Тот проснулся сразу.
— Один из мурскулов пришёл, — тихо доложил Гарам.
Азарад обернулся, увидел стоявшего на краю поляны Усмирённого и, откинув плащ, служивший ему одеялом, поднялся на ноги.
— Приветствую тебя, — сказал он. — Как твоё имя?
— Амехаб-Барай-Варс, — отозвался Усмирённый.
— Именем Мард-Риба подойди, — сказал Азарад, доставая из сумки штыри — такие же, как те, что он давал Искушённому.
Самарказ наблюдал за происходящим в растерянности. Он не знал, что и думать: второй Усмирённый, которому предстояло превратиться в Искушённого?! И Несущий Свет знал о нём? Зачем ему двое Искушённых? И ограничится ли дело двумя? Северянин сказал «один из мурскулов». Значит, будут и другие. Самарказ решил, что, когда Азарад закончит с мурскулом, он потребует объяснений. Пока же охотник наблюдал, как Усмиренный подошёл к северянину и взял из его рук золотые штыри. Подержав их на ладони, он словно в трансе вонзил их один за другим в своё тело, после чего с шумом упал, разбудив остальных людей.
— Всё в порядке! — успокоил вскочивших воинов Азарад. — Это Искушённый.
Самарказ смотрел на мурскула, чьё тело менялось буквально на глазах.
— Что это значит?! — спросил он, чётко выговаривая каждое слово.
— По дороге к нам будут присоединяться Искушённые, — ответил Азарад. — Мы не знаем, сколько их будет. Возможно, единицы, возможно — десятки или сотни. Это известно лишь Мард-Рибу. Всех их мы должны доставить в Кар-Мардун.
— Почему ты не сказал об этом сразу?
— Не было случая, — пожал плечами северянин.
— Неужели?!
— Я не знал, когда они начнут… присоединяться. Не хотел раньше времени… я не знаю, просто не сказал.
Самарказ с сомнением покачал головой. Он не любил сюрпризы. Особенно, когда речь шла о таких серьёзных вещах.
— Искушённые заключили договор с владыкой хаоса, — сказал он. — В их сердцах и душах поселилось зло. Зачем сын Яфры собирает их перед Красными Вратами?
— Возможно, чтобы истребить? — неуверенно предположил Азарад. — В любом случае, это нас не касается. Мы должны исполнить волю Несущего Свет.
Самарказ замолчал. Северянин был прав: пути Мард-Риба ведомы лишь ему и тем, кому он пожелал их открыть. Не ему, ничтожному грешнику, пытаться понять замысел сына божьего.
Глава 33
К утру пришедший мурскул выглядел как А’р-Аман-Размаль. Тело его покрыла такая же чёрная броня, а на груди горел красный круг с отпечатком трёхпалой ладони. К удивлению Самарказа, Искушённые не разговаривали друг с другом и держались порознь.
Путь отряда лежал мимо священного озера Имбукэ — места паломничества жителей Архатлы. На берегу стоял небольшой храм, выстроенный в честь Мард-Риба пашой Асу-Келех-Масаргом.
«Джамагрунха» рассказывала, что, когда Несущий свет спускался на Землю, то среди явленных им чудес было хождение по воде, и ходил мессия именно по поверхности Имбукэ. Вероятно, поводом для этой легенды послужило то, что воды этого озера были так насыщены солью, что буквально выталкивали человека на поверхность. Не было известно случая, чтобы в Имбукэ кто-нибудь утонул.
Путники решили искупаться — считалось, что это смывало часть грехов. Конечно, Самарказ и Ашах на это не особенно рассчитывали, но случая освежиться упускать не хотелось — затхлые и гниющие реки джунглей, полные опасных существ, не давали такой возможности. Для северян же купание в священном озере было актом истинно религиозным — они видели Имбукэ впервые и жаждали соприкоснуться с легендой о Мард-Рибе.
Поэтому отряд остановился на берегу озера, недалеко от группы молящихся паломников, которых здесь всегда было в избытке, и люди принялись раздеваться. Мурскулов оставили в джунглях под присмотром двух северян, которых должны были сменить после купания товарищи.
Почти никто не обратил внимания на новых желающих омыться водами священного озера — паломники были заняты собственными грехами и молитвами. Только несколько человек бросили слегка удивлённые взгляды на северян, но тут же отвернулись, не желая отвлекаться от разговора с Несущим Свет.
Среди паломников по берегу ходили два самахиба с посохами и говорили с верующими. Но они были далеко от того места, где остановился отряд охотников и северян. Их белые рясы мелькали среди полуобнажённых загорелых тел. Над озером разносилось пение — несколько верующих, стоя по пояс в воде, возносили хвалу сыну Яфры. Слышались также гомон, плеск, бормотание молящихся и голоса самахибов.